Первый человек в Риме. Том 1 - Страница 5

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

По сторонам центрального жилища Юпитера открывались еще два зала поменьше: слева – Минервы, его дочери, справа – Юноны, его жены. Их статуи из золота и слоновой кости были достойны любования, но обеих дам вынудили сносить общество чуженов: старые боги этого места отказались покинуть его, когда строился храм, и – римляне есть римляне – их оставили здесь, вместе с богами новыми.

– Хочу спросить вас, Гай Марий: не примете ли приглашение на сегодняшний обед в моем доме?

Вот это сюрприз! Гай Марий слегка побледнел и зажмурился, выигрывая время для ответа. С чего бы это? Странно. Но и на злую шутку не похоже. Юлии Цезари – не из тех, кто задирает нос и рад посмеяться над тем, кто обделен судьбою. Но и в дом их не каждый вхож: если ваша родословная восходит прямо к Юлу, Энею, Анку и самой богине Венере, вы постараетесь не запятнать себя свойством с какими-нибудь портовыми рабочими вроде Цецилия Метелла.

– Благодарю Вас, Гай Юлий, буду рад и почту за честь.

ГЛАВА III

Луций Корнелий Сулла проснулся, хотя солнце еще не встало. Голова работала ясно, будто и не с похмелья. Он огляделся. Все как обычно: слева лежит мачеха, справа – любовница, обе заснули крепко, не раздевшись.

Что же его разбудило? Острая боль пониже живота заставила его кинуть взгляд туда – так и есть: неутоленное желание не раз превращало его пробуждение в муку. Не в силах терпеть, Сулла потихоньку одной рукой потянул за край одежды мачеху, другой – любовницу. Обе моментально вскочили – они давно уже только притворялись спящими – и принялись немилосердно охаживать его в четыре руки.

– Да что я такого сделал? – взвизгнул он, сворачиваясь клубком, чтобы защитить пах.

Они тут же выложили ему все события вчерашнего вечера – крича и срываясь на визг. Теперь он припомнил, что случилось, и больше не слушал их трескотню. Метробиус, да будут прокляты его глаза! А что за глаза у шельмеца! Темные, блестящие, как полированный черный янтарь. А ресницы – такие длинные, хоть на палец накручивай. Кожа цвета густых сливок, черные завитки волос, ровно спадающие на девичьи тонкие плечи… Четырнадцать лет ученику Скилакса-актера, – соблазнителю, мучителю, развратнику.

Вообще-то Сулла предпочитал иметь дело с женщинами, но Метробиус – особый случай. Мальчик пришел на вечеринку, одетый как Купидон, сопровождая Силакса в костюме Венеры. (Нелепые крылышки из кожи топорщились за спиной Купидона, узенькая повязка из коанского шелка цвета шафрана облегала бедра; двери в доме были закрыты, и духота так сгустилась, что дешевая краска, смешавшись с потом, потекла яркими струйками по бедрам; влажная ткань облепила ноги мальчика.

С первого же взгляда они почувствовали влечение друг к другу – столь они были несхожи. Много ли людей на свете с такой молочно-белой кожей, как у Суллы?! А его волосы цвета восходящего солнца? А глаза, столь дымчатые, что кажутся почти белыми?… О, это не тот шестнадцатилетний Сулла, бежавший в Афины несколько лет назад, когда некий Эмилий – даже имя его не сохранилось в памяти – бесплатно провез мальчишку на корабле до Патрея, а затем, благодаря его благосклонности Сулла добрался через все Пелопоннесское побережье до Афин.

В Афинах Сулла остался, однако, без всякой поддержки: Эмилий был слишком важной фигурой, чтобы рисковать своей репутацией. Римляне считали гомосексуализм чем-то постыдным, недостойным, хотя греки признавали его высшей формой любовных отношений. То, что одни скрывали как величайшую тайну, страшась осуждения, другие превозносили, похваляясь перед друзьями. Сулла вскоре понял, что первые оказывались, в конечном счете, – не лучше вторых, просто страх и риск добавляли желаниям остроты и шире раскрывали кошельки ценителей. Быстро он раскусил и греков, которые не склонны платить за то, без чего можно обойтись; вот и Сулле не приходилось рассчитывать на их щедрость. Тогда, прибегнув к шантажу, он получил от Эмилия деньги на обратную дорогу в Рим и навсегда отбыл из Афин.

Возраст переменил его. Когда настало время возмужания, и он впервые стал ощущать себя мужчиной, сбривая пушок на щеках и подбородке, Сулла начал охладевать к мужчинам – и даже к их щедрым дарам. Он открыл для себя, что женщины еще глупее и просто-таки стремятся, чтобы их подчиняли и использовали. В детстве он мало знал женщин или о женщинах: мать его умерла так рано, что он не успел и запомнить ее, а его отец – конченый пьяница – мало заботился о своих детях. У Суллы была сестра, Корнелия, на два года старше его. Довольно миловидная, она смогла найти жениха – Луция Нония, богатого землевладельца из Пикенума – и уехала с ним на север, вкушать прелести жизни в этом сельском раю. Сулле досталось присматривать за почти уже беспомощным отцом.

Когда Сулле пошел двадцать четвертый год, его отец опять женился. Появилась надежда, что теперь не придется заниматься поисками денег, чтобы утолить неизбывную жажду папаши. Новая жена его отца, уроженка Умбрии, Клитумна, была прежде за богатым торговцем и унаследовала все имущество умершего толстосума, своевременно сплавив единственную его дочку в Калабрию, выдав ее за торговца маслом.

Причина, по которой Клитумна обратила внимание на Суллу Старшего, была очень проста: его сын заинтересовал вдовицу. Она пригласила его в свой дом на Палатине и очень быстро оставила супружеское ложе ради юного Суллы. Однако он быстро обнаружил в себе что-то вроде жалости к непутевому отцу, и, отстранив от себя Клитумну как можно тактичней и мягче, покинул этот дом.

Скромные сбережения позволили ему найти две комнаты в большом инсуле на Эсквилине близ Аггера. Триста сестерциев в год за жилье для себя и слуги, что жил в соседней комнате, где и готовил хозяину, да за стирку белья, которою занималась девушка, жившая двумя этажами выше. Раз в неделю она несла его грязное белье по лабиринту улиц и переулков к небольшой площади неправильной формы – к светлому пятнышку среди мрачных трущоб. Здесь безобразный старик Силен изрыгал струю воды в бассейн с каменным дном – это был один из сотен фонтанов, сооруженных по приказу цензора Катона, величайшего человека в истории города, известного своим умом, практичностью и низким рождением. Прежде побранившись с другой прачкой за место у фонтана, девушка колотила туники Суллы о камни, с чьей-нибудь помощью выкручивала их насухо и приносила обратно, аккуратно свернутые. Цена ее услуг была ему по карману, и подсматривать за ними никто не мог – девушка жила одна, лишь вечно нахохленная старая птица скрашивала ее одиночество.